— Ни въ жизнь. Заперта теперь винная лавка.
— Аннушка! — кричитъ Михаилъ Ивановичъ и спохватывается. — А, чортъ возьми! Она только что сейчасъ въ лавочку убѣжала. Придется вторую прислугу туда-же отправлять. Матрена! Сходи за крючками.
— Не извольте, сударь, безпокоиться. Въ здѣшней лавочкѣ нѣтъ крючковъ. Но гвозье, если для вашей милости желательно…
— Долженъ-же я какъ-нибудь запереться!
— Гвозьемъ, самое лучшее гвозьемъ. Теперича, ежели здѣсь полуторный гвоздь запустить, то и замка не надо. Лучше замка. У насъ капитанъ стоялъ, такъ всегда такъ, всегда гвозьемъ. Позвольте, сударь, я вамъ запущу въ дверь гвоздь, а вы мнѣ за это на чай, чтобы выпить за здоровье вашей милости.
Дворникъ взялъ гвоздь и молотокъ и сталъ забивать балконную стеклянную дверь, но, покачнувшись на ногахъ, наперъ плечемъ на стекло и оно зазвенѣло, вылетѣвъ въ видѣ осколковъ изъ рамы.
— Ну, что ты надѣлалъ мнѣ, мерзавецъ! — вопіялъ Михаилъ Ивановичъ. — Теперь мы и безъ запоровъ, и безъ стекла!
— Не въ часъ взялся. Это домовой, сударь, подшалилъ. А только вы не обижайтесь. Теперича если взять подушку и заставить ею вотъ это самое мѣсто…
— Вонъ отсюда! И чтобъ духу твоего здѣсь не было! — затопалъ на дворника раздраженный Михаилъ Ивановичъ.
Дворникъ не уходилъ. Онъ стоялъ посреди комнаты, разводилъ руками и говорилъ:
— Ну, господа! Поищи другихъ такихъ безпокойныхъ господъ.
Его вытолкали за дверь.
Черезъ часъ семейство, забивъ гвоздями обѣ двери и заткнувъ дыру въ стеклѣ подушкой, а также наставивъ отъ воровъ вездѣ капканы изъ мебели, улеглось спать.
Сонъ былъ тревожный.
1908